Ты чего такой тощий? Немного о бестактных людях

Встретил старого друга в магазине. Стоим, обнимаемся. Старые друзья – это такой вид сапиенса. Они считают своим долгом что-то вам советовать.

– Ты че так похудел? – брезгливо отходит он на пару шагов, рассматривая мое туловище. Мы стоим у прилавка с кетчупами.

– Да я, вроде, и жирным никогда не был,  – смущенно улыбаясь, стараюсь уклониться от неприятного разговора, – ты хоть творчество не забросил?

Чем занимаешься?

– Тебе нужно сдать кровь на сахар, – не унимается старый друг, – ты очень тощий. Щеки впали. А сейчас еще у всех онкология. У меня двоюродная тетя на днях умерла от неё.

Моему старому другу также, как и мне, тридцать два года. При росте примерно метр семьдесят два, весит он примерно сто килограммов. У него тяжелая одышка, испуганный взгляд и некоторое количество вторых подбородков.

– Ну, чувствую я себя неплохо, – говорю, – ты творчеством занимаешься?

– Тебе бы хоть вес нормально набрать, – мой старый друг переместился к холодильнику с замороженными продуктами и начал там копошиться, – В таком возрасте нужно уже как-то представительней выглядеть, – говорит он, – а на тебя смотришь, то ли школьник, то ли наркоман.

Он идет в сторону отдела заморозки. Я следую за ним. Мой старый друг наклоняется, чтобы достать замороженные наггетсы, лицо у него краснеет. Одышка становится сильнее.

– Ну, я, кстати, килограмма три набрал за месяц, – с довольным видом оголяю пузо.

– Что? Спрячь эти мощи, – говорит мой старый друг, – можешь достать там на дне наггетсы? – просит.

– Да,  – наклоняюсь и в следующую секунду наггетсы у меня в руках.

– Женился уже?

– Нет. Зачем?

– Ха, а дети? – он стоит довольный, будто только что решил сложнейшую задачу, над которой я всю жизнь ломал голову.

– Зачем? – переспрашиваю.

От такого ответа его немного передернуло.

– Продолжение рода, – сказал он то, что я слышал уже раз пятьсот.

– На фига? – продолжаю стоять перед ним с видом законченного циника.

– А гроб твой кто понесет?  – вдруг достал он хорошо припасенный, как ему казалось, козырь.

– Я уже откладываю деньги на услуги ритуальной службы, – отвечаю без тени сомнения.

– Ты нормальный? – с ошалевшими глазами брезгливо отходит от меня, – эта Москва что с тобой сделала?

– Скажи, ты больше не пишешь стихов? – опять пытаюсь избежать глупых и избитых вопросов.

– Да не, я работаю,  – он встал на цыпочки, пытаясь достать пачку овсяной каши быстрого приготовления  с верхней полки, – а ты чем занимаешься? Помоги мне, ты выше.

– Ну, я пишу. Как и тогда, – отвечаю, подавая ему пачку овсяной каши быстрого приготовления.

– Сколько платят? – получаю очередной бестактный вопрос.

– Ну, мне достаточно. Вполне хватает на всё.

Он снова посмотрел на меня будто вместо  меня перед ним стоит вздыбленный половой орган.  

– Тебе платят за твои рассказы? – с ухмылкой спросил он.

– Да – отвечаю.

– Женился бы и ерундой не занимался, – с какой-то обидой в голосе продолжает он.

– Ну а ты, наверное, свой бизнес уже открыл.

– Нет, я в этом магазине работаю, – ответил мой старый друг.

– Ну, квартиру точно купил? – уточняю.

– Я у родителей живу сейчас. Мы с женой поругались и я уехал. С детьми не разрешает общаться.

Я выхожу из магазина. Кажется, мне вовсю улыбается веселое осеннее солнце.