Накануне я уехал из дома. Дальняя дорога, которая предполагала расстояние в четыреста километров, радовала глаз весенними пейзажами и неровными полями российского юга. Мир состоял из зелени трав и синевы неба. Синева неба радовала особенно. По радио взволнованным голосом вещали о событиях в Екатеринбурге. Краем уха я уловил, что там происходит какая-то история с каким-то сквером. Судя по всему, история неприятная. В чем суть уловить было сложно, потому что за окном авто, в котором я ехал, были синева неба и зелень трав. Диктор продолжал вещать. Он пообещал, что скоро вернется в студию и продолжит свою эпопею. Мир был тих и только изредка эту тишину нарушал взволнованный голос ведущего. Водитель иногда тяжело вздыхал. Кажется, он совсем не видел, какой мир был вне его автомобиля. А там была весна. Самая настоящая. И тишь. Тишь помогала думать.
Помним ли мы о том, что смертны? Помним ли мы об этом каждую минуту? Думаем ли мы об этом каждую минуту? Не стараемся ли избежать мыслей о смерти, заглушая их потоком «суетных тревог»?
Мы все умрем. Да, это печально. Мы — свидетели истории, которая приключилась в Екатеринбурге, истории с смс-мошенничеством в пользу дочери Алсу, закона об изоляции Рунета и недостойного (вроде недостойного?) поведения Delivery Club, все мы непременно умрем.
— Может мы пытаемся этим всем заглушить назойливые мысли о смерти? — спросил я у водителя, который начал жаловаться, что у него уже болит голова от новостей, но он не может перестать думать о происходящем в стране.
Водитель промолчал. Позже он прибавил звука и в его мозг истерическим потоком хлынул новостной контент.
Блогер, который только что задумался о смерти, накатал огромный пост про несчастных участников событий в Екатеринбурге. На время он отсрочил назойливую как муха мысль. Она к нему вернется и он, как водитель, сделавший свой радиоприемник громче, возьмется за новый пост, разместит новое фото или зачекинится в каком-нибудь ресторане.
Блогер напишет про задницу Кардашьян, что-нибудь про ужасный дизайн московского метрополитена, присовокупит в эту историю имя Собянина. Всё ради того, чтобы не думать о главном.
Я ехал, а за окном зарождалась жизнь. Где-то в маленьком, примитивном мирке люди были обеспокоены, что их бритые лобки, которые они отправляют друг другу в месенджеры перехватит свирепый российский надзорный орган, а потом они станут жертвами государственного террора, другие избегали разговора с собой очередными протестами, кто-то убегая от мыслей о смерти, достиг успеха. Случайно.
А я смотрел на простирающийся за окном трагически прекрасный мир, а внутри меня, там, куда мы иногда очень боимся заглянуть, была та самая назойливая, как муха, мысль о смерти.
Меня встретил друг. Мы пошли выпивать. Старый кабак, в котором, кажется, прокурена даже сама идея кабака, находился недалеко от старинного особняка каких-то князей.
— Кто Он? Кто Те, что там сверху? Кто их просил? Зачем они все это наворотили? — спрашивал друг, имея ввиду некий коллективный высший разум, о котором мир так толком ничего и не узнал за всю историю своего существования. Только придумал этому название. Бог.
— Я мечтаю никогда не умирать, — ответил я, — Нет ни одного человека, который бы не мечтал о бессмертии. Все, что мы делаем — это побег от смерти. Это отсрочка ее появления.
Суета сует. Томления духа. Екатеринбург, дочь Алсу, Delivery Club и закон об изоляции Рунета.
— А знаешь, — сказал я, — Я мечтаю, чтобы ад существовал. По крайней мере, это наш единственный шанс, что после смерти еще что-то есть.
Мы вышли из кабака затемно. Мир был по-прежнему тих и по-весеннему приветлив. Город каждой своей молекулой, каждым рекламным щитом и звучащей из пробегающих машин музыкой, напоминал о том, всему придет конец.
Свежие комментарии